|
|
О ВОСПИТАТЕЛЬНОМ
ЗНАЧЕНИИ ОПЕРЫ И ДРАМЫ1 |
Предлагая гр. Мамедову-Ахлиеву газетную беседу по затронутому
им вопросу о воспитательном значении чисто драматических и музыкально-драматических
представлений, я надеялся, что наша полемическая беседа будет
носить чисто объективный характер, имея научно логическое основание
и разумную цель—выяснить общевоспитательную пользу того и другого
сценического искусства для нашего народа.
Смелое выступление гр. Мамедова-Ахлиева в защиту драмы и против
опер и оперетт дало мне повод предполагать в своем оппоненте достаточную
осведомленность о сценическом искусстве вообще и в частности у
нас—мусульман, зрелый взгляд на данный предмет и научно обоснованное
и логически правильное суждение по данному предмету.
Но ответ гр. Мамедова-Ахлиева на предложенные мной ему... два
вопроса несколько меня озадачил...
По общей характеристике ответ этот отличается:
1) ненужным многословием; например, к чему „доказывать",
что „малолетнего ребенка нельзя сразу сажать в старший класс гимназии"
или „ученика начальной школы нельзя отдать в университет"
и посвятить этому „доказательству" двадцать с лишком печатных
строк;
2) ответ отличается еще нежелательными полемическими приемами:
приписывать оппоненту те слова, которых он не говорил и „доказывать"
абсурдность этих слов; например, будто бы я говорил, что музыкальное
искусство у нас начинается в XX веке (я говорил: „...ставится
преграда естественному стремлению к музыкальному образованию,
тому стремлению, которое обнаруживается у нас, мусульман, только
в XX веке от Р. X."); или делать умышленно неправильные выводы,
вдобавок еще беря его в кавычки, с целью ввести читателя в заблуждение,
что будто это мои слова, как то:
„...Из утверждения г. Гаджибекова вытекает следующее..."
„Г. Мамедов рекомендует..." и т. д.; это для того, чтобы
обвинить меня в софизме.
3) Разные намеки читателю с целью компрометировать личность оппонента;
например, таким образом, обвинять меня в игнорировании музыки
не приходится. Очевидно здесь кроется другая подкладка и каждый,
если немножко помозгует, то легко догадается.
Ненужное многословие, нервное разбрасывание, раздражительный тон
и нехорошие полемические приемы (кстати, замеченные и редакцией,
поспешившей быть нейтральной) умаляют значение ответа на отвлечённую
тему, если даже в нём (ответе) есть хоть какое-нибудь интересное
содержание. Содержание же ответа моего оппонента представляет
весьма странную защиту воспитательного значения драмы и отвержение
того же значения за операми и опереттами. :
В доказательство первостепенности воспитательного значения драмы
гр. Мамедов-Ахлиев приводит следующие аргументы:
„... Если проследить историю развития театра, искусства, то мы
увидим, что абсолютно у всех народов развитие подчиняется одному
закону: сперва развивается трагедия, потом драма, а мелодрама
и другие виды сценического искусства являются уже признаками определенной
ступени как умственного, так и эстетического развития".
Во-первых, этот аргумент исторически неправилен, о чем поговорим
ниже; во-вторых, если даже допустим, что раньше появилась трагедия,
драма, а потом опера, то разве можно сделать из этого логический
вывод, что драма имеет первостепенно-воспитательное значение.
Напротив, повременное и постепенное появление однородных предметов
в разных видах—это в большей части усовершенствование; потому
здесь скорее допустим обратный вывод.
Хотя подобный взгляд на оперу как на якобы усовершенствование
драмы или что-то более „сложное", чем драма, говорит не в
пользу моего оппонента, тем не менее я не желаю воспользоваться
этим неправильным взглядом и противоречащим положением, высказавшего
подобный взгляд полемиста и указываю на его историческую ошибку.
Дело в том, что подразделение сценического искусства на две категории
— с музыкой и без музыки — и каждой категории на разные виды под
разными названиями — это дело позднейшей эпохи.
В глубокой древности всякое представление, имеющее театральный
характер, непременно сопровождалось пением и музыкой. Древние
греческие драматурги, по словам музыкального историка Л.А. Саккетти,
„присоединяя или ими самими сочиненную музыку, или подкладывая
свой текст под напевы, уже ранее существовавшие, делали из своих
сценических представлений нечто вроде опер". „Драматические
представления римлян не обходились без музыки, — говорит Саккетти.
Первое из них было в 364 году до Р. X.". „Поэт Ливий присоединил
к танцам и пантомимам оформленное драматическое действие. Он сам
лицедействовал и пел. Зрители, придя в восторг, заставляли Ливия
столько раз повторять свою роль, что он охрип". „Музыка сопровождала
трагедии и комедии (римлян), состояла из пения отдельных лиц,
хора и инструментального сопровождения".
По мнению историков и ученых, у всех народов драма берет свое
начало в религии, музыка же составляет важный элемент драматических
представлений. Литургические драмы или мистерии древних католиков
христиан „заключали в себе главные элементы впоследствии развившейся
из нее оперы". Напоминаем здесь, кстати, наши мистерии „Шахсей",
которые тоже, принимая форму сценического представления, называемого
„Шабих", сопровождается вокальной, а в некоторых местностях
и инструментальной музыкой.
Итак, проследя за историей развития театрального искусства, мы
увидим не то, что раньше является драма, а потом опера - первоисточник
современных разновидностей сценического искусства, зародыши которых,
находясь в одном организме, развивались параллельно и с течением
веков вылились в определенные и самостоятельные формы; музыкально-драматический
элемент вылился в форму оперы, оперетты, оратории, а словесно-драматический
— в драму, трагедию, комедию и т. п.
Далее в ответе г. Мамедова-Ахлиева в защиту драмы читаем следующее:
„Итак, нужно признать, что театр есть продукт социальной дифференциации,
а назначение его — вскрыть язвы общественности и исправление людских
несправедливостей".
„Я в своей статье подошел к значению сцены с этой точки зрения
и пришел к заключению, что для этой цели лучше всего пригодны:
трагедии, драмы и легкие комедии с разумным сюжетом".
Мне кажется, гр. Мамедов-Ахлиев не может меня обвинять в софизме,
если я из его вышеприведенных слов сделаю логический вывод, что,
по мнению оппонента, опера, оперетта хуже всего пригодны для такого
назначения театра — вскрыть язвы общества и исправление людских
несправедливостей; вывод правильный и логичный.
Во-первых, взгляд на назначение театра односторонний; об этом
ниже. Во-вторых, если на сценические представления будем смотреть
с одной лишь общественно моральной точки зрения, то заметим, что
эта тенденция проводится в содержаниях всякого вида театрального
искусства, будь это трагедия, опера, комедия, оперетта и т. п.
Существование одного и того же произведения, одного и того же
автора, в виде трагедии и в виде оперы — яркое доказательство
вышеприведенного мнения, хотя оно настолько верно и ясно, что
в доказательствах не нуждается; вопрос в том: какое произведение
более всего пригодно для ясного выражения моральной стороны своего
сюжета — музыкальное или немузыкальное? Гр. Мамедов-Ахлиев „пришел
к заключению", что немузыкальное. Как он пришел к такому
заключению — объясняет дальше:
„Когда на сцене развертывается драма, причем, когда все внимание
зрителя сосредоточено на одном только действии актеров, а не на
актерах и оркестре, то всё происходящее на сцене так сильно фиксируется
в памяти, так сильно действует на психику, что нужно иметь каменное
сердце, чтобы не почувствовать и не выводить морали драмы".
Я же скажу.
Когда на сцене развертывается драма, причем, когда зритель воспринимает
музыкальную часть ее не глазами, а ушами, и когда все сценические
эмоции... настроение действующих лиц... передается всесильным
языком музыки, то все это так действует на ум и на сердце зрителя
что нужно не иметь ни того, ни другого, чтобы не вывести из созерцаемого
представления никакой морали!
Признавая за музыкальным языком больше силы действия, особенно
в лирических моментах, чем засловесным, тем не менее я не отрицаю
и нисколько не оспариваю пригодность немузыкальных произведений
ясно выражать тенденцию своего содержания.
Да и вообще я вовсе не сторонник одних только музыкально-сценических
представлений. Для общественного воспитания нужны и трагедии,
и драмы, и комедии, и оперы и оперетты; причем распространенное
мнение об оперетте, что это пошлость — шаблон; пошлых и бессодержательных
оперетток много, но не меньше пошлых и банальных драм, трагедий,
комедий и т. д.
Но об этом в свое время.
Если на значение театра смотреть односторонне, как гр. Мамедов-Ахлиев,
и задачу его определить только в морали, то появится вопрос: к
чему тогда опера, к чему драма. Но в том-то и дело, что театр,
поскольку является зеркалом общественной жизни, постольку же он
есть храм искусства; следовательно, то, что представляется в театре,
должно воспитывать не только одну этическую сторону нашей жизни,
но оно должно питать и присущие человеческой природе эстетические
чувства его; значит, в каждом сценическом произведении, кроме
элемента морали, должен быть и элемент художественный; в музыкальных
произведениях элемент художественности выражается в музыке, а
в драматических — в поэзии и литературе; отсюда и необходимость
для публики той и другой отрасли сценического искусства.
Далее в защиту драмы в ответе гр. Мамедова-Ахлиева почти ничего
нет; остальное касается его довольно оригинального взгляда и суждения
об опере, оперетте и отчасти о музыке.
Но об этом в следующий раз.
1 Статья
напечатана в № 256 газете „Каспий" за 1917 г. в порядке дискуссии
с гр. Мамедовым-Ахлиевым.
