Ее направили [в школу] с тем, чтобы временно заменить больного
учителя. Учительница — сама русская, ученики — мусульмане.
В первый день, когда она зашла в класс, закрыв нос, то чуть не
выскочила оттуда из-за неприятного запаха от грязной одежды детей.
Привыкшая к духам и амбре, она не хотела терпеть этого зловония.
Аромат от иранских пряностей (вроде шафрана, гвоздики, корицы,
кардамона), спрятанных в партах учениками, перемешавшись со зловонием
от одежды детей, пропитанной салом и грязью, сделал нестерпимым
воздух в комнате, и без того сгущенный дыханием почти 50 человек.
Густая пыль на полу неубранной или уже загрязненной после уборки
комнаты, отбросы пищи, лохмотья детей, большие папахи или грязные
платки на их головах — [все это] было мучительно для глаз учительницы,
привыкшей к чистоте.
Шум-гам, непонятный язык, крики, бессмысленный смех весьма плохо
действовали на слух бедняги, привыкшей к музыке.
— Я не вытерплю всего этого, — сказав это, учительница хотела
уйти. Однако вынуждена была остаться, ибо иначе пропадут надежды
на лучшее будущее.
Начался урок... Дети русского языка не знали. Она не понимала
то, что говорили онп. Было невозможно наладить порядок в классе.
О чем бы она не говорила, дети делали свое.
В такой трудной атмосфере внимание учительницы привлек один факт.
Ученик, сидевший в углу, не участвовал в беспорядке, вел себя
молчаливо, благоразумно и внимательно слушал урок. Судя по одежде,
он был из самой бедной семьи, но лицо говорило о большом благородстве.
Он не делал ничего недозволенного.
Слов нет, что во всем классе если был один ученик, который нравился
учительнице, то им был именно этот Али-Сефдер. По-русски он знал
больше, чем его товарищи, обладал прекрасным почерком.
— Угодно было бы богу, чтобы и одежда его была в порядке, — сказала
себе учительница и пришла к мысли обеспечить Али-Сефдера одеждой.
Однако другие дети очень беспокоили учительницу; да и в классе
сидели они в папахах.
— Сейчас же снимите папахи, — закричала учительница на детей.
Понявшие приказ учительницы сняли с головы папахи, не понявшие
по примеру первых тоже обнажили свои головы.
Но тут одно обстоятельство озадачило учительницу: ее симпатия
Али-Сефдер остался в папахе. Учительница посмотрела на него с
удивлением и сказала:
— И ты сними папаху!
Однако он даже не шевельнулся, но только багрово покраснел. Ученики
перестали шутить и все свое внимание обратили на этого несчастного.
В классе установилась глубокая тишина. Учительница с чувством
оскорбления от неуважения подошла к своей симпатии и собственноручно
сняла папаху с его головы. В этот момент дети подняли невероятный
шум. Учительница машинально отступила назад и чуть не потеряла
сознание. Нет, не от дикого крика детей!
Так, от чего же?
Голова Али-Сефдера была в парше.
«Мэктэб», 1911 г.
Настоящее положение и ситуация в России ке нравятся русским мужам.
Будет ли положен конец этим беспорядкам? Когда же в России наступит
спокойствие? Эти вопросы не сходят с уст докучающих. «Нужны насилие,
гнет, принуждение! Нужно убивать, истреблять, выжигать», — так
они указывают правительству на выход и исход. Однако ни насилие,
ни гнет, принуждение, истребление, уничтожение, поджигание, разорение
— ничто не принесло России спокойствия, не обеспечило покоя и
не приносит тишины.
Что же делать? Нет ли другого выхода? Господин Меньшиков из газеты
«Новое время» говорит, что выход есть: «надо начать вторую войну
с японцами и во чтобы то ни стало победить их в этой войне. В
таком случае внутри Россия выпрямится». Другие дети России, услышав
эти слова, говорят: «Бедный Меньшиков охвачен болезнью обалдения.
Да поможет аллах его исцелению».
«Иршад», 1906 г.
Говорят, что Государственная дума 16 июня будет распущена. Разве
Государственная дума сделала что-нибудь, что так быстро распускается?
Какой закон приняла? Какой закон заменен? Какой министр отдан
под суд? Куда же делись разговоры об амнистии?
Вы можете мне возразить — пусть будет распущена, беды нет в этом;
бог даст, осенью снова соберется!
На это мне нечего сказать! Бог даст, соберется: однако хотя Дума
пока что ничего не сделала; но все же правительству давала знать
о себе. Опасаюсь, что правительство, воспользовавшись разгоном
Думы, осенью на вопрос о созыве Думы ответит: «в какую осень?»
Или со всей откровенностью скажет: «отныне эта игра покрыта мраком!»
Если действительно Дума будет распущена 16 июня, после этого отъезд
наших депутатов, в особенности бакинских, напомнит , поговорку:
«После свадьбы нагара, привет тебе, байрамали-ага». Ибо пока наши
депутаты зашевелятся да появятся в Петербурге, а там пойдут в
Думу, да там обменяются рукопожатием с 500 людьми, честь с честью
устроятся на сидениях, почтительно некоторое время будут молчать,
то, полагаю, что пройдет самое малое 15 дней.
«Иршад», 1906 г
