Узеир Гаджибеков... Это имя вошло в мое сознание в самом раннем
детстве. Еще задолго до того как я связал свою жизнь с искусством,
имя этого человека, окруженного в нашем доме особым ореолом благородства,
доброты и мудрости, звучало для меня, как особое таинство и неповторимое
волшебство, связанное в моем представлении с удивительным и еще
не совсем для меня понятным, но чарующим и влекующим миром Музыки.
Мои первые впечатления об Узеире Гаджибекове? Они формировались
под воздействием многочисленных рассказов и воспоминаний о нем
моих родителей, всей атмосферы, которая сложилась во взаимоотношениях
моей семьи и этого поистине удивительного, необыкновенного человека.
Дочь выдающегося азербайджанского общественно-политического деятеля,
просветителя, ученого Гасан-бека Меликова - Зардаби — Гариб Солтан,
воспитавшая меня, часто рассказывала и с особой гордостью и любовью
вспоминала о том, как Узеирбек посещал нашу семью. Она не раз
говорила, что Узеирбек был близок и любим Гасан-беком Зардаби,
который в числе немногих всячески поддерживал и вдохновлял композитора
на создание первой национальной оперы.
Еще в далекое дореволюционное время в помещении нашего дома располагалась
первая мусульманская женская гимназия, организованная Гасан-беком
Зардаби и руководимая его верным другом и соратницей, супругой
Ханифой-ханым Зардаби-Дбаевой. В этой гимназии Узеир Гаджибеков
вел уроки музыки, а в перерывах между уроками часто садился за
фортепиано и подолгу работал, импровизируя, сочиняя. Здесь в нашем
доме, на инструменте, который стал для нас бесценной реликвией,
рождались в те годы мелодии будущих бессмертных шедевров гаджибековского
творчества. И как самое дорогое и святое, хранится с тех времен
в нашем семейном архиве фото Узеира Гаджибекова с его дарственной
надписью: «На память уважаемой Ханифе-ханым Мелик-заде, завоевавшей
глубокую признательность на пути науки и искусства, с глубоким
искренним уважением. За признание моего труда прошу принять мою
теплую благодарность. С признательностью, Узеир Гаджибейли». «Человек-легенда»,
«человек-к-волшебник» — таким жил во мне Узеир Гаджибеков, бывший
для меня тогда лишь символом, чем-то значительным, но в то же
время далеким и неопределенным.
...Шли годы. Мое музыкальное детство, начавшееся в 3—4 года, когда
я уже играл на фортепиано и делал первые попытки сочинять музыку,
сменилось периодом более серьезных юношеских увлечений музыкой.
К тому времени я занимался по фортепиано у прекрасного музыканта,
дирижера, педагога Марка Исаевича Черняховского, даже выступал
на эстраде филармонии с исполнением своих вариаций на известную
тему «Яблочко». Признаться, как и всех юных музыкантов, меня мало
увлекали гаммы и этюды, но помню, что музыка тянула меня необыкновенно.
И наверное, в судьбе каждого музыканта бывают моменты переломные,
когда они внутренне осознают, что музыка вошла в их жизнь навсегда
и бесповоротно, властно подчинила их себе. И вот таким решающим
было для меня в те годы мое первое знакомство с бессмертным творением
гениального Гаджибекова — его оперой «Кероглы».
Помню, как долго и тщательно мы с мамой готовились к посещению
театра, к встрече с новой оперой. И вот мы в театре. Торжественно
восседая в ложе, жадно впитываю в себя все происходящее вокруг:
ловлю звуки настраивающегося оркестра, вглядываюсь в лица людей,
по особому горящие, жаждущие встречи с музыкой...
И вот полилась музыка, зазвучала увертюра: в ней были и мощь,
и чарующая красота, героизм и вдохновение. Это был настоящий праздник
музыки, невероятное волшебство... Музыка сразу же заговорила родным,
понятным языком, такая музыка не могла не волновать, в ней не
было ни одной ноты, которая бы не затрагивала души. Музыка творила
волшебство, она полностью поглотила меня...
Уже впоследствии, оценивая это гениальнейшее творение, я не раз
спрашивал себя — в чем же секрет этой удивительной музыки? И ответ
был, оказывается, ясен и прост — в ее сугубо национальном и в
то же самое время сугубо интернациональном характере. Многое запечатлел
и вынес я из того памятного для меня спектакля. Это и прекрасную
постановку выдающего режиссера И. Идаят-заде, и красочные декорации
художника Р. Мустафаева, и, конечно же, неповторимое пение прославленного
Бюль-Бюля. Его Кероглы был воплощением тонкой музыкальности и
яркой драматической игры. Его волшебный голос звучал необыкновенно,
он не играл, он жил на сцене в образе своего героя. Так состоялось
мое второе знакомство с Гаджибековым, это было уже знакомство
с его музыкой. А впереди судьба мне готовила новую встречу с этим
легендарным человеком.
...Мне было шестнадцать лет, когда мама, наблюдавшая за моими
композиторскими опытами, решила показать меня Узеирбеку. С чувством
огромного волнения шел я на этот «экзамен». И пока мама с Узеирбеком
обменивались семейными воспоминаниями, я неотступно наблюдал за
человеком, до сих пор жившем в моем воображении, и наконец обретшем
реальность. Узеирбек вывел меня из оцепенения: «Гочаг оглан, чал!».
Я начал играть и почувствовал, что волнение отступило, я забылся
и сыграл довольно бойко несколько своих пьесок. Узеирбек внимательно
выслушал меня и сказал маме, что у сына определенный композиторский
дар и что он будет со мной заниматься. Я выслушал свой «приговор»
со смутным волнением. Чувство беспредельной радости, счастья и
в то же время волнения не проходило у меня долго, вплоть до первого
урока, который я запомнил на всю свою жизнь.
Я принес для разбора песню (сейчас я понимаю, насколько она была
несовершенной). Учитель сел за рояль и начал разбирать песню,
играя по тактам, неторопливо, по нескольку раз возвращаясь к одному
и тому же месту, внося исправления, изменения. Тогда же он произнес
слова, которые я слышу ясно и сейчас: «Каждый народ имеет только
ему присущий музыкальный словарь, лексику, поэтому нужно очень
серьезно относиться к выбору интонации, постоянно спрашивать себя
— а есть ли эта интонация у моего народа или она чужеродна?».
С тех пор этот вопрос меня не покидает, и внутренне я всегда задаюсь
им, над чем бы я ни работал — над песней или крупной формой.
Более полутора лет мне посчастливилось заниматься под руководством
великого Мастера. Учитель прививал мне любовь не только к народной
музыке, но и к классической. Он всячески призывал меня слушать
русскую классику — Чайковского, Римского-Корсакова, из западно-европейской
классики — Верди, его изумительные оперы. Только на такой благодатной
почве, считал Учитель, может по-настоящему развиться композиторское
дарование!
Война прервала мои занятия, перевернула все планы. После войны
я возобновил занятия. Был принят в Азгосконсерваторию на композиторский
факультет в класс выдающегося композитора, педагога Гара Гараева.
Проучившись у него два года, я был переведен по его рекомендации
в Московскую Государственную консерваторию им. П. И. Чайковского.
Там и застала меня скорбная весть о кончине моего Учителя — великого
Узеира Гаджибекова.
Гаджибеков-композитор — это такой же безграничный талант, как
и Гаджибеков — человек, обладающий огромным даром доброты. Доброта
и любовь к людям были главными принципами его жизни. Это был человек,
который шел навстречу людям, торопился делать добро. Добрая гаджибековская
улыбка светила всем, кто его окружал. Узеирбек всегда говорил:
«Злые люди не могут написать хорошую музыку, потому что хорошая
музыка должна быть доброй, она должна нести людям счастье, радость».
Гаджибеков ценил и понимал юмор— не случайна его любовь к Гоголю,
«Шинель» которого он перевел на азербайджанский язык. Не случаен
и его выбор жанра музыкальной комедии, в котором он оставил подлинные
шедевры. Музыкальная гениальность и доброта — вот, на мой взгляд,
два главных качества его бессмертной оперетты «Аршин мал алан»,
которая явилась для меня эталоном в этом жанре. И всякий раз,
обращаясь к оперетте, я, как к камертону, прислушиваюсь к творческим
принципам, заложенным в этом жанре моим великим Учителем. И всякий
раз, видя постановку своих музыкальных комедий и в Москве, где
состоялись все пять премьер, и в других городах страны, и за рубежом,
я с особой гордостью и благодарностью думаю о своем Учителе, который
открыл мне тайну мастерства, тайну музыкальной драматургии на
примере своей бессмертной оперетты «Аршин мал алан»...
О Гаджибекове много сказано и написано. Будут приходить новые
поколения композиторов, музыкантов, и каждое последующее поколение
будет черпать в его гениальном наследии все новые и новые музыкальные
идеи, раскрывать их для себя и не переставать удивляться при этом
его яркой гениальности, выдающейся прозорливости, творческой мудрости
и человеческой доброте.
26.Гаджиев
Р. С. композитор, народный артист СССР (Азербайджан).
Воспоминание написано к 100-летию со дня рождения Уз. Гаджибекова.
Публикуется впервые.
